В ушах у меня звенело, я не сразу заметил, что Куница вернулся с двумя лопатами и одну протянул мне.

– Пойдём, Бен. Это надо сделать.

Я механически взял лопату и пошёл за ним. Ощущение дежавю охватило меня: мне снова предстояло копать могилу, и на этот раз нам предстояло похоронить настоящего человека. Человека, который десять минут назад ещё дышал и жил. Человека, который и сейчас ещё выглядел живым. Пусть убийцу, но человека…

– Бен, поторопись! Закончим с этим побыстрее.

Кунице тоже было не по себе. Но, тем не менее, он отлично владел собой. Я позавидовал его выдержке, у меня никогда такой не было. Мартина, Мартина, если бы ты только была рядом со мной, если бы ты только…

Я надеюсь, ты простишь меня за то, что я не описываю подробно эти новые похороны. Мы с Куницей вырыли яму рядом с той, где покоились останки Доротеи, но гораздо глубже. Девушки завернули тело убитого в простыню. Ли не принимал никакого участия в нашей зловещей работе, но постоянно крутился поблизости, не переставая всхлипывать и жаловаться себе под нос. Во мне было вспыхнула ненависть, но такая вялая, что я почти сразу забыл о ней.

– Пойдёмте поедим, – предложила Козетта, не переставая утаптывать вспученную землю своими маленькими туфельками.

– Я бы не отказалась от вишнёвого пирога, – улыбнулась Сора. – Может, Доротея уже накрыла на стол?

Силы небесные!

– Надо проверить, не забыли ли мы о чём-то, – Куница внимательно осмотрел место погребения и прошёлся вокруг. – Сделаем что-то вроде надгробия или не стоит?

– Надгробие? Эй, мы тут труп спрятали вообще-то! – Козетта выразительно фыркнула.

– Не спрятали, просто похоронили. – Вздохнул Куница. – Тот, кто наблюдает за нами, уже прекрасно знает о том, что мы сделали. Прятаться и прятать что-либо здесь бесполезно.

– У него в кармане была твоя карточка, – Сора подошла и протянула Козетте маленький кусочек картона. – Ты тут с прямыми волосами.

– Стащил из полицейской картотеки, наверное, – ничуть не смутившись, Козетта взяла протянутую ей фотографию и посмотрела на неё, будто в зеркало. – Я тоже не сразу вспомнила, где я его видела… Бодлера, в смысле. А у нас, оказывается, была общая профессия.

Я понял, что больше не выдержу. В ушах звенело всё сильнее и сильнее, голоса беседующих искажались, превращаясь в какие-то жуткие завывания, перед глазами всё плыло от гнева и ужаса.

– Как вы можете! – закричал я. – Как вы все можете!

Мгновенно воцарилась тишина. Сора, Козетта, Куница и даже Ли посмотрели на меня серьёзно, но без капли волнения. Они были заодно.

– А что такого, Бен? – спросила Козетта неприятно-звенящим, будто дребезжащим голосом. – Ты всё ещё прикидываешься чистеньким и хорошеньким? Изволь, это твоё право. А я так считаю, что хватит нам валять дурака и притворяться друг перед другом.

– О чём ты говоришь? – пробормотал я, понимая, что язык меня почти не слушается.

– О том, что мы все здесь убийцы. – проговорила Козетта так, будто констатировала нечто очевидное. – И ты, и я, и остальные. Я убила несколько очень плохих людей и виноватой себя не считаю. Кто-то должен очищать нашу землю от подонков, которые одним своим существованием заслуживают смерти. Сора призналась, что убила свою подругу. Кого убили ты, Ли и Куница, я не знаю, да мне и всё равно. Я знаю главное: мы все в одной связке. И ты ничем не лучше нас, ты – такой же, как все мы.

– Нет, – отступая на шаг, прошептал я, – вы помешанные. Вы настоящие преступники и злодеи, все вы! А я никогда – слышите? – никогда не отнимал жизнь и никогда не сделаю этого. Я не убийца. Я отдаю себе отчёт в своих действиях и знаю, что говорю.

– Да как скажешь, – махнула рукой Козетта, она же Долли Миллер, – не убийца так не убийца. Лучше пойдём поедим, а потом ты нам расскажешь, что видел в окне мезонина…

– Ничего! – это слово я выплюнул с яростью. – Там ничего не было! Ничего! Ничего!

– Ничего? – переспросил Куница и сделал шаг ко мне. – А как именно ничего?

– Я ничего не увидел! – мне пришлось начать пятиться, так как Куница подходил всё ближе и ближе. – И не приближайся ко мне! Не было там ничего!

– А я не к тебе приближаюсь, – Куница быстрым шагом прошёл мимо меня и наклонился, чтобы достать из травы что-то маленькое, золотисто блестящее.

Солнца уже давно не было, так что мне пришлось сощуриться, чтобы разглядеть предмет.

– Это ключ? – возбуждённо спросила Сора.

– Это ключ! – Козетта радостно хлопнула в ладоши и даже подпрыгнула – прямо на могиле Бодлера.

– Я так понимаю, это тот ключ, который украли? – Куница повертел вещицу на ладони и повернулся к Ли. – Знаешь, а ведь он выпал из твоего кармана.

Все взгляды обратились к Ли, а тот метнулся в сторону и завизжал:

– Ложь! Неправда! Это не я! Не я!

– Да прекратите вы все орать! – крикнула Козетта. – Постыдитесь, мужчины!

– Это не я! – понизив голос на полтона, заскулил Ли. – Я не хотел! Я не нарочно!

– Зачем? – тихо спросил Куница. – И не оправдывайся, я видел, как ты выронил ключ, когда падал.

– А затем! – размазывая злые слёзы, фальцетом выкрикнул Ли. – Нам не надо туда ходить, ясно? Нам нечего там делать, понятно?

– Непонятно! – огрызнулась в ответ девушка, которая ещё недавно казалась мне нежной и очаровательной. – Мы не будем ждать ужина. Мы пойдём туда прямо сейчас! Вот и проверим, пустая комната или не пустая. А ты, воришка и врунишка Ли, и ты, чистый и невинный Бен, делайте что хотите. Вам больше доверия нет.

Сказав это, Козетта гордо вздёрнула подбородок и повернулась ко мне спиной. Сора и Куница несколько секунд оставались стоять, глядя на нас, но потом молча последовали за Козеттой.

А я вдруг почувствовал, как холодно находиться вне стен дома. Как невероятно, обжигающе холодно.

Низко опустив голову, Ли поковылял в дом. Я стоял по щиколотку в жухлой траве, не решаясь тронуться с места. Умом я понимал, что мне необходимо пойти вслед за ними, чтобы согреться и поддержать тающие силы. Но инстинкт удерживал меня. Необъяснимое чутьё подсказывало, что вне дома сейчас куда безопаснее, чем в доме. Но силу и величину этой опасности я не понимал.

Наконец, минут через десять, когда в доме было по-прежнему тихо, а поднявшийся ветер вот-вот готовился сдуть меня с холма, я решился и толкнул входную дверь. Она отворилась, впуская меня, и блаженное тепло тут же разлилось по моему озябшему телу. Я даже задрожал от удовольствия. Дом выглядел совсем не так, как в тот день, когда я впервые попал сюда, он выглядел иначе, здесь витали другие запахи, слышались другие звуки. Я прошёл в гостиную, которая была пуста, сел на своё обычное место и налил себе чаю. Горячий чайник стоял на столе, уютно окружённый блюдцами, и чай в нём был отличный, как всегда. На большом блюде было красиво разложено рассыпчатое печенье с виноградом, а фарфоровый молочник, до краёв наполненный свежайшими сливками, был повёрнут ручкой в мою сторону, словно бы специально для того, чтобы мне было удобнее его брать. Я прислушался: на втором этаже было тихо.